Облик Мевлеви в мире (31)
Приобретение опыта имеет важное значение, как в сфере естественных наук, так и в сфере гуманитарных понятий. Однако между опытами, приобретенными в этих сферах, есть существенные различия.
Что касается опыта в сфере естественных наук, всегда существует некоторое расстояние между тем, кто испытывает, и тем, что подвергается испытанию. Однако гуманитарные понятия зарождаются в сердце человека и поэтому их нужно искать в сущности человека и изучать глубже обычного.
Приобретение опыта означает испытание чего-либо нового, и у каждого опыта есть что-либо ценное для человека, т.е. пережив один опыт, нельзя отказываться от других.
Руми убежден в том, что отношение к Богу с эстетической точки зрения – это опыт, который можно приобрести только благодаря любви.
Отличительная характеристика мистиков заключается в том, что им удалось постичь и описать красоту Господа. Бог в представлении влюбленного мистика великолепен в своей красоте, а не страшен и не грозен.
Для того, чтобы изложить свои опыты и описать красоту Божью, Руми использует язык аллегории.
Благодаря искренности этих аллегорических описаний, ему удалось выработать своеобразную божественную эстетику. Он стремится поделиться опытом с собеседниками независимо от места и времени. Именно за этими аллегорическими описаниями кроется красота Божья. Доказательством тому служит рассказ из второй тетради "Маснави" о его светлости Мусе (мир ему!) и чабане. Чабан с большой искренностью и просторечными выражениями разговаривает с Богом, выражая Творцу свою любовь:
Увидел Муса чабана по дороге,
Который говорил: "Где ты, о Боже?
Чтобы я слугой Твоим стал
Охранял бы Тебя, когда ты спал.
Целовал бы Тебе руки,
Массировал бы ноги.
Чинил бы Твои башмаки,
Причесывал бы Тебе волосы
Заклал бы коз своих ради Тебя,
Дышал и жил бы ради Тебя".
Поэт устами Всевышнего Создателя подчеркивает, что Он обращает внимание не на внешность, а на внутренность раба своего.
С точки зрения Руми, бесконечная милость и щедрость Божья – это признак Его красоты. Он убежден в том, что о красоте Божьей можно рассказать только, указывая на Его милость, так как она тесно связана с Его красотой. На самом деле Руми глубоко верит в милость Божью.
В одном рассказе он уподобляет Господа художнику, который рисует не только красивое, но и безобразное. По мнению поэта, все что человек считает безобразным, – это некрасивые рисунки, написанные умелым художником. Таким образом, Вселенная и все безобразное красивы только потому, что они принадлежат Господу. Всевышний Создатель обладает искусством творения, которое, естественно, является самым возвышенным искусством.
А теперь, рассказ из Маснави:
"Притча о том, как суфии продали осла, принадлежащего их собрату, чтобы однажды наесться всласть".
На эту притчу обрати внимание,
Она о том, как вредно подражанье.
Почтенный суфий, истины носитель,
Пришел в странноприимную обитель.
Он знал о заключениях собрата,
Чей не ухожен был осел когда-то.
И потому, чтоб не случилось зла,
Сам накормил и напоил осла.
Лишь после этого свое владенье
Оставил он слуге на попеченье.
Но что провидеть можем мы – рабы
Недоброй или доброй к нам судьбы?
Где путник до утра обрел жилище,
Теснились суфии, что были нищи.
Нам ведомо: людская бедность всех
Ввести способна и в соблазни и в грех.
И не тебе судить, о богатей,
Изнеможденных нищетой людей,
Которые, чтобы достать съестного,
Задумали продать осла чужого.
Ведь говорят, когда приперт беда,
Годна и оскверненная еда.
Итак, свершилось зло, осла не стало,
Но было снеди куплено немало.
И в доме суматоха поднялась:
"Уж нынче-то мы попируем власть!
Три дня не нарушили мы поста,
Зато теперь душа у нас чиста:
Хоть и бедны, мы все ж творенья божьи,
И долее поститься мы не сможем".
Твердили суфии, едва не плача:
"Сегодня ночью и у нас удача!"
по слепоте и с голоду полову
они сочли зерном (скажу я к слову).
С улыбкой суфий, хоть устал с дороги,
Взирал на тех, что были столь убоги.
Все воздавали суфию по чести,
Его сажали на почетном месте.
Касались их уста его руки,
Ему давались лучшие куски.
Но вот наелись все до пресыщенья,
И началось всеобщее раденье.
И думал суфий наш, впадая в раж:
"Не нынче веселиться, то когда ж?"
Плясали все, стучали в пол ногами,
Сметали пыль с лежанок бородами.
Взвивался дым из кухни в потолок,
Вздымалась пыль клубами из-под ног.
В том нет греха, что за один присест
Иной голодный суфий много ест.
Бывает часто в этой жизни нищей
Свет истины единственной их пищей.
Но суфиев таких наперечет,
Кто только светом истины живет.
Все остальные к плотскому стремятся,
Хоть праведными братьями гордятся.
А между тем раденья продолжались,
Припасы, всем на радость, не кончались.
И кто-то взял тамбур и песнь завел,
Завел: "Пропал осел, пропал осел!"
Бия ногами в пол, все танцевали,
"Пропал осел, пропал осел", - кричали.
И странник наш, пируя среди ночи,
"Пропал осел!" – кричал не хуже прочих.
Он пел, плясал, покуда не устал,
Со всеми повторял: "Осел пропал!"
Уже рождался новый день, когда
Все разошлись поспешно кто куда.
Осталось постояльцев маловато,
И пыль наш странник выбил из халата.
Свои пожитки поспешил свернуть,
Чтобы навьючить на осла – и в путь.
Но своего в хлеву – о наказанье! –
Не обнаружил суфий достоянья.
Решил он: "Может, дальнею тропой
Повел слуга осла на водопой".
Но вскоре без осла слуга пришел,
И суфий вопросил: "Где мой осел?"
Сказал слуга: "Сам рассуди по чести –
Ведь ты проел осла со всеми вместо!"
"но этого осла, свое владенье,
я на твое оставил попеченье!
Не мне, а досточтимому кади
Свой довод в оправданье приведи,
Ибо осла, что мне служил с любовью,
Твое мне не заменит пустословье.
Сказал еще Пророк: "ТО, что дано,
Да будет в должный срок возвращено!"
Пойдем, слуга, чтоб плату за утрату
Мне присудил судья по шариату!"
Сказал слуга: "В усилиях бесплодных
Что мог я сделать пред толпой голодных?
Котам голодным брось съестного малость
И отними попробуй, что осталось.
Я сладким был куском в когтях котов,
Я был одной лепешкой на сто ртов".
"Но почему потом ты не пришел
дать знать о том, что мой пропал осел?
Сказал бы я судье: "С воров взыщи".
А где они теперь? Ищи-свищи!
Они бы по велению закона
Мне возместили бы хоть часть урона!"
Сказал слуга: "Ты сам кричал безбожно,
Тебя дозваться было невозможно.
Тебя я звал, но ты не услыхал.
Ты сам плясал, кричал: "Осел пропал!"
И порешил, в конюшню возвратясь, я:
Осел был продан с твоего согласья!
Как мог я знать, что, истину познавший,
Не знаешь ты, где твой осел пропавший?"
Сказал скотины собственник былой:
"Мне наважденье ум застало мглой.
Я разорен доверием поспешным,
Бездумным подражаньем людям грешным,
Продать готовым, чтобы всласть поесть,
Чужую вещь и собственную честь.
Я тяжким наказаньем поражен,
Но поздним пониманием награжден!"
