Облик Мевлеви в мире (20)

«Маснави» – это величайший шедевр Джалаледдина Мухаммада Руми, а также известнейший сборник стихотворений, рифмованных по полустишиям в персидской литературе, который состоит из 25 тысяч бейтов. Говорят, что Руми сочинил эту поэму по просьбе своего верного друга и ученика Хисамуддина Чалби.

Покойный доктор Гулам-Хусейн Юсефи в книге "Чешме-е роушан" (Светлый родник) прекрасно пишет об этом: ночью в 657-660 гг. Хисамуддин Чалби обратился к Мевлеви с предложением написать как свои предшественники Аттар и Санаи книгу, содержащую мистические учения. Это послужило началом важного литературного события, результатом чего стал такой богатый и уникальный сборник, как Маснави.

Историк, специализирующий на Руми - Афлаки говорит, что Мевлеви сначала предоставил Чалби сочиненные ранее им 18 бейтов под названием "Вступление песнь свирели":

Вы слышите свирели скорбный звук?

Она, как мы, страдает от разлук.

О чем грустит, о чем поет она?

"Я со своим стволом разлучена.

Не потому ль вы плачете от боли,

Заслышав песню о моей недоле".

Чалби и в дальнейшем поощрял Руми дополнить сборник, благодаря чему Руми каждую ночь диктовал ему стихи, которые сразу же записывал Чалби и позже прекрасным голосом зачитывал сочиненные строки для поэта. Работа над «Маснави» продолжалась до конца жизни поэта, т.е. до 676 года. Руми в этой книге неоднократно и с уважением упоминает об усердии Хисамуддина.

О, Зиа уль-Хак Хисамуддин,

Благодаря тебе появился Маснави

Своей ценностью он обязан тебе

Ведь только ты – основоположник Маснави

«Маснави» – это поучительная книга, которая учит человека постижению Истины. В ней собраны идеи и основы мышления Руми, поэт пытался познакомить читателя с историей появления человека на земле. Более всего он обращает внимание читателя на мораль и воспитание и как наставник пытается помочь читателю переродиться, стать новым человеком. Именно поэтому он с большим энтузиазмом объясняет  нравственные секреты, радуя читателя прекрасными рассказами и притчами.

В «Маснави» Руми акцентирует внимание на воспитании человека и именно поэтому рассказывает различные забавные истории, за которыми скрыты возвышенные духовные наставления. Изучая Маснави, можно понять, что важнейшими источниками духовного питания Руми были Священный Коран и хадисы.

Некоторые критики и комментаторы указывая, на обширные коранические знания Руми, расценивают «Маснави» как своеобразно мистико-поэтическое толкование Священного Корана. И, действительно, Мевлеви в своем бессмертном шедевре растолковал многие коранические аяты и рассказы о пророках, а также предания Пророка Мухаммада (да благословит Аллах его и его семейство!).

Другим важным источником для Руми послужило знакомство с богатой фольклорно-народной культурой. Он был хорошо знаком с разговорной речью и поэтому широко использовал народные пословицы и поговорки для лучшего изложения своей мысли.

Несмотря на внутреннюю систематичность, «Маснави» не был составлен запланировано и систематично. Как говорил доктор Заррин-куб, стихи Руми сочинял везде, где только было угодно: дома, в мечети, в бане, и гуляя по переулкам, а Чалби записывал их. Таким образом, в свет появился «Маснави Манави». “Маснави” – это духовная история, начавшаяся с рассказа о свирели, которая никогда не кончается. Там, где удобно, поэт начинает новую историю, однако поэма останется неоконченной из-за смерти поэта.       

“Маснави” отличается не только доходчивостью, но и духовным характером и влиянием, которое он оказывает на читателя. В нем поэт свободно от любых ограничений переходит от мысли к мысли.  Как говорил доктор Заррин-куб, “Маснави” - это уже не мудрость и не сказка, - это стихи и только стихи.

А теперь, рассказ из Маснави:

"Притча о купце, который отправился в Индостан, и о поручении, которое дал ему попугай"

За то купец один был уважаем

Что он владел ученым попугаем.

Однажды, собираясь в дальний путь,

Купец из Индостана что-нибудь.

В дар по желанию и по заслугам

Замыслил привезти родным и слугам.

Он домочадцев вопросил и чад,

Чему особо был бы каждый рад?

И каждый высказал свое желанье

Хозяину в печальный час прощанья,

Желанье высказал и попугай:

"Когда приедешь ты в мой отчий край,

Скажи всем индостанским попугаям,

Что я разлукой нашею терзаем.

Что, думая о них в своей неволе,

От горя я страдаю и от боли.

Скажи, что я от них совета жду,

Как пересилить мне свою беду?"

"Ты передай им, - продолжала птица, -

в неволе может всякое случиться.

Судьба не равно одарила нас,

И попугаи в свой счастливый час

Пусть, как о преждевременной утрате,

Вспоминают о своем собрате.

О тех, кто страждет, вспоминает друг,

Им облегчает бремя бед и мук.

Особо если друга звать Лейлою,

Что о Маджнуне думает порою.

Там где-то и кумир мой пестрокрылый,

Она, кого я звал своею милой.

Я, вспоминая о ее любови,

Пью чашу полную свей же крови.

Пусть, обещанью данному верна,

Меня вспоминает и она.

Путь в час веселья в память обо мне

Она слезу оборонит в тишине".

Купец исполнить просьбу попугая

Поклялся, отчий край свой покидая.

И вот, когда тяжелый караван

Путь одолел и прибыл в Индостан,

Купец увидел птиц счастливых стаю

И вспомнил то, в чем клялся попугаю.

И от того им передал привет,

Кто их не видел много-много лет.

Одна из птиц, исторгнув крик из горла,

Упала вдруг и крылья распростерла.

Решил купец: "В том есть моя вина-

У них два тела, а душа одна.

Во мне несчастья этого причина,

Хоть в том мое незнание повинно.

Зачем никто не вразумил меня,

Что птица павшая – моей родня.

Напрасно я исполнил порученье,

Принес невинным птицам огорченье".

Язык людей – железо, слово – камень,

От их касанья возникает пламень.

Меж ними нам нельзя вносить раздора

Бахвальства ради или ради спора.

Пусть слово – благо, все же иногда

От слова меньше пользы, чем вреда.

Хоть в поле хлопковом темно, а все ж

Не зажигай огня, иль все сожжешь.

Речь не обдумывают лишь тираны,

Словами подданным наносят раны.

Ведь слово может мертвых оживить

И целый мир в пустыню превратить.

Бывает, что одно и то же слово

Терзает одного, целит другого.

Чем путь земной твой ни был бы отмечен,

Воздержан будь во всем, тем боле в речи...

Меж тем торговлю завершил купец

И в отчий край вернулся наконец. 

Припомнил он пред тем, как возвращаться,

Желания всех чад и домочадцев.

"Совершил ли то, что я тебя просил? "-

так попугай хозяина спросил.

Сказал хозяин: "Что просил, свершилось,

Хоть ваша тайна мне и не открылась.

А сам я каюсь, что дурную весть

В край индостанский взялся я принесть.

О том, как сердце у тебя томится,

Тебе подобным рассказал я птицам.

И, сострадая боли и неволе,

Одна из птиц, упав, не встала боле.

Как бы о птице я ни сожалел,

Что мог я сделать, глуп и неумел?

Пустивший слово, как стрелу из лука,

Ни смыла нам не возвратить, ни звука.

Нам удается обуздать обвал

В горах, пока он силы не набрал".

Рассказ услышав, попугай ученый

поник внезапно в клетке золоченой.

Он задрожал, упал и замер странно,

Как родственник его из Индостана.

Узрев, что птице наступил конец,

Чалму поспешно размотал купец.

И, потеряв последнюю надежду,

Он с горя начал раздирать одежду

И причитать: "Ты был сладкоголос,

Зачем же нынче горе мне принес?

Ужель теперь вовек мне не случится

Твое услышать пение, о птица?

О мой любимец, о мой райский сад,

Ужель, уйдя, ты не придешь назад?

Таких, как ты, созданный без изъяна

Быть не могло и в рощах Солеймана".

Купец, лия потоки горьких слез,

Немало слов невнятных произнес.

Бывает: чтоб на дне не очутиться,

За щепку тонущий готов схватиться.

И правда, лучше биться безнадежно,

Чем с тем смириться, что принять неможно.

Весь день слезами исходил купец,

Но все ж угомонился наконец.

От мертвой птицы он очистил клетку,

А та возьми да и вспорхни на ветку!

Так высоко, что солнце в изумленье

Вдруг замерло, прервав круговещанье.

И сам купец остолбенел в тот миг,

Но тайны попугая не постиг.

Спросил купец: "Скажи, какою ловкой

Ты ныне ослепил меня уловкой?

Какой тебе, заметив пред нами свет,

Собрат из Индостана дал совет,

Что сам принес я, сто стерпев невзгод,

Себе в убыток, а тебе в доход?"

"Мне весть из дальних стран прислали братья,

чтобы перестал вас пеньем услаждать я.

Закон звонце голос, тем прочней запор.

И, мертвым притворившись, может быть,

Дал знак мне брат, как должно поступить.

Прощай, хозяин мой, твой забота,

Меня от пут избавила и гнета".

Сказал купец: "И ты передо мной

Открыл своим поступком путь иной.

За то храни тебя господня милость,

Что предо мною Истина открылась.

Ты дал урок мне, а теперь прощай,

Мой в Индостан летящий попугай!"

"История о купце, который отправился в Индостан, и о поручении, которое дал ему попугай" – это сокращенная обработка рассказа, заимствованного из "Книги тайн" Аттара. Последний изложил в стихах сказание об индийском мудреце и правителе Туркистана, в котором попугай прибегает к той же уловке. Попугай (как и птица вообще) – символ души/духа совершенного суфия, которая стремится воссоединиться со своей первоосновой – всеобщей предвечной Душой и достичь в результате этого акта состояния, в котором "она была до того, как стала". Другими словами, это душа на пути к Душе.